Slave never dreams to be free. Slave only dreams to be a king.
Хорошие сны - из-за них можно даже работу проспать. Что я, собственно, сегодня едва не сделала.
Снился центр Москвы, Красная площадь. Рядом со мной - Друг. Я не знаю, кто именно, просто Друг. Мы ходим по площади, о чем-то разговариваем. Наступает вечер, и друг сворачивает в ГУМ. Он там работает художником - построили новый павильон, и он вместе с целой бригадой рабочих расписывает сводчатый потолок просторного павильона. Причем делают они это ночью и при запертых дверях. За работой надзирает женщина за пятьдесят, очень знающая, очень строгая - местный царь и бог. Павильон строится для недоступно высоких по положению людей. Абы кого туда не пустят. Но вот мы заходим, и друг-художник просит у этой царицы допустить меня к работам. Характеристика у меня, конечно, вах - увлекается рисованием на досуге.
Удивительно, но надзирательница впускает меня.
Мы начинаем работать. На стремянках под самым потолком, под самым округлым его сводом, расписываем штукатурку пестрым масляным сюжетом, эксклюзивным, великолепным. За окнами - ночь. Двери заперты на замок. Внизу прохаживается начальница, зорко следит за каждым нашим движением. Мне не только не страшно - я в восхищении. Тут, под аркой потолка, в полутьме, среди полусотни таких же рабочих, с кистями и палитрой, в павильоне для богов, я чувствую себя избранной, частью закрытой секты. И мы не пыжимся от своей важности, напротив, эта важность только вдохновляет нас на великое общее творение свода.
Надзирательница довольна моей работой.
...
Наступает момент, когда работа закончена.
У меня в руках - холст, часть нашей работы. Холст исписан маслом, так же пестро и прекрасно, как потолок. Я кладу этот холст лицом вниз и пробую его на прочность ногой. Страшно сломать его, страшно, что потрескается краска. Подходит начальница и говорит, что я могу не бояться, краска выдержит меня с легкостью.
Она благодарит всю группу художников за работу. Она хвалит нас и говорит, что мы получим в награду тройной оклад и премию в сто тысяч каждый. И снова говорит спасибо.
И тут бля будильник.
Снился центр Москвы, Красная площадь. Рядом со мной - Друг. Я не знаю, кто именно, просто Друг. Мы ходим по площади, о чем-то разговариваем. Наступает вечер, и друг сворачивает в ГУМ. Он там работает художником - построили новый павильон, и он вместе с целой бригадой рабочих расписывает сводчатый потолок просторного павильона. Причем делают они это ночью и при запертых дверях. За работой надзирает женщина за пятьдесят, очень знающая, очень строгая - местный царь и бог. Павильон строится для недоступно высоких по положению людей. Абы кого туда не пустят. Но вот мы заходим, и друг-художник просит у этой царицы допустить меня к работам. Характеристика у меня, конечно, вах - увлекается рисованием на досуге.
Удивительно, но надзирательница впускает меня.
Мы начинаем работать. На стремянках под самым потолком, под самым округлым его сводом, расписываем штукатурку пестрым масляным сюжетом, эксклюзивным, великолепным. За окнами - ночь. Двери заперты на замок. Внизу прохаживается начальница, зорко следит за каждым нашим движением. Мне не только не страшно - я в восхищении. Тут, под аркой потолка, в полутьме, среди полусотни таких же рабочих, с кистями и палитрой, в павильоне для богов, я чувствую себя избранной, частью закрытой секты. И мы не пыжимся от своей важности, напротив, эта важность только вдохновляет нас на великое общее творение свода.
Надзирательница довольна моей работой.
...
Наступает момент, когда работа закончена.
У меня в руках - холст, часть нашей работы. Холст исписан маслом, так же пестро и прекрасно, как потолок. Я кладу этот холст лицом вниз и пробую его на прочность ногой. Страшно сломать его, страшно, что потрескается краска. Подходит начальница и говорит, что я могу не бояться, краска выдержит меня с легкостью.
Она благодарит всю группу художников за работу. Она хвалит нас и говорит, что мы получим в награду тройной оклад и премию в сто тысяч каждый. И снова говорит спасибо.
И тут бля будильник.