Slave never dreams to be free. Slave only dreams to be a king.
Доброе утро всем, кто уже проснулся в это дивное морозное понедельничное утро мвахаха.
Ночью из подвалов надо мною гулко посмеялись. Вот что оттуда вынесли в ответ на мои запросы:
Я под домашним арестом. Я совершила какое-то небольшое преступление, и теперь меня держат дома без права выйти на улицу. В квартире уже сидеть нет сил. Она кажется мне настолько душной, тесной, ненавистной, что я готова на все.
Со мной в квартире живет охрана: две женщины. С внешней стороны дверь стережет кто-то ленивый. Когда сварливые, бдительные и придирчивые женщины засыпают, ленивый охранник может пропустить ко мне посетителей. Изредка приходит подруга или друг. Но это тайна.
В своем доме я как в чужом, как в тюрьме. Тут хозяйничают эти две карги.
Однажды друг из внешнего мира вступает со мной в сговор. Он подкупил внешнюю охрану и пришел ко мне, когда старухи спали по комнатам.
С большим трудом я собрала за неделю рюкзак - в квартирке, где постоянно везде суют свой нос эти ужасные женщины, сложно сделать что-то тайком. Я в спешке шуршу по шкафам, закидываю в сумку косметичку, теплую кофту, полотенце. Из маминого шкафа я зачем-то тащу украшение (видимо в надежде продать и иметь хоть какие-то деньги), цепляю его на себя.
Мы сваливаем. Мы спустились на лифте, выбежали из подъезда. Мы несемся. Страх щекочет пятки: меня начнет разыскивать полиция. Как далеко я сумею бежать, пока не проснулись старухи?
Друг вынужден со мной разминуться. Мы условились встретиться позже. На улице я пробегаю мимо какого-то мужика, на вид порядочного.
Я забегаю в спасительный подъезд и ударяю ладонью кнопку лифта. Скоро я буду в безопасной квартире, из которой уеду очень далеко отсюда.
-Стоять, - донеслось рядом.
На лестнице стоит мужик с улицы. Он направил на меня оружие, нешуточное, от которого так и пахло смертью.
Я могла бы забежать в открывшийся лифт, но вместо этого я послушно от него отошла.
Мужик приказал, чтобы я сняла с себя мамино украшение и любые другие, будь они хоть из стеклышек или бисера.
Дрожащими руками я кладу перед ним кучу фенечек, браслетов, серьги, бусы. Услышав слово "бисер", я нахожу в нем свое спасение от смерти.
-Бисер тоже берете? О, мы с подругой очень любим плести из бисера!
Я говорю это, потому что теперь либо он примет меня в подвал, где держит своих рабов, изготовляющих для продажи украшения - либо он пристрелит меня как собаку тут. Я говорю, а перед глазами встает то место, где люди работают на этого грабителя: грязные катакомбы, Освенцим, труд по 18 часов в сутки, неприкрытая эксплуатация.
Жить останусь, пожалуй. Зря вот только подругу приплела...
Этот чужой мужик из внешнего мира, в сером деловом костюме, с хромированной смертью в руках, быстро взял меня в оборот.
До боли сильно захотелось к мамочке...
Я проснулась, мысленно отфыркиваясь. Пока подсознание видит все в таком свете, не грозит мне никакое счастье.
Ночью из подвалов надо мною гулко посмеялись. Вот что оттуда вынесли в ответ на мои запросы:
Я под домашним арестом. Я совершила какое-то небольшое преступление, и теперь меня держат дома без права выйти на улицу. В квартире уже сидеть нет сил. Она кажется мне настолько душной, тесной, ненавистной, что я готова на все.
Со мной в квартире живет охрана: две женщины. С внешней стороны дверь стережет кто-то ленивый. Когда сварливые, бдительные и придирчивые женщины засыпают, ленивый охранник может пропустить ко мне посетителей. Изредка приходит подруга или друг. Но это тайна.
В своем доме я как в чужом, как в тюрьме. Тут хозяйничают эти две карги.
Однажды друг из внешнего мира вступает со мной в сговор. Он подкупил внешнюю охрану и пришел ко мне, когда старухи спали по комнатам.
С большим трудом я собрала за неделю рюкзак - в квартирке, где постоянно везде суют свой нос эти ужасные женщины, сложно сделать что-то тайком. Я в спешке шуршу по шкафам, закидываю в сумку косметичку, теплую кофту, полотенце. Из маминого шкафа я зачем-то тащу украшение (видимо в надежде продать и иметь хоть какие-то деньги), цепляю его на себя.
Мы сваливаем. Мы спустились на лифте, выбежали из подъезда. Мы несемся. Страх щекочет пятки: меня начнет разыскивать полиция. Как далеко я сумею бежать, пока не проснулись старухи?
Друг вынужден со мной разминуться. Мы условились встретиться позже. На улице я пробегаю мимо какого-то мужика, на вид порядочного.
Я забегаю в спасительный подъезд и ударяю ладонью кнопку лифта. Скоро я буду в безопасной квартире, из которой уеду очень далеко отсюда.
-Стоять, - донеслось рядом.
На лестнице стоит мужик с улицы. Он направил на меня оружие, нешуточное, от которого так и пахло смертью.
Я могла бы забежать в открывшийся лифт, но вместо этого я послушно от него отошла.
Мужик приказал, чтобы я сняла с себя мамино украшение и любые другие, будь они хоть из стеклышек или бисера.
Дрожащими руками я кладу перед ним кучу фенечек, браслетов, серьги, бусы. Услышав слово "бисер", я нахожу в нем свое спасение от смерти.
-Бисер тоже берете? О, мы с подругой очень любим плести из бисера!
Я говорю это, потому что теперь либо он примет меня в подвал, где держит своих рабов, изготовляющих для продажи украшения - либо он пристрелит меня как собаку тут. Я говорю, а перед глазами встает то место, где люди работают на этого грабителя: грязные катакомбы, Освенцим, труд по 18 часов в сутки, неприкрытая эксплуатация.
Жить останусь, пожалуй. Зря вот только подругу приплела...
Этот чужой мужик из внешнего мира, в сером деловом костюме, с хромированной смертью в руках, быстро взял меня в оборот.
До боли сильно захотелось к мамочке...
Я проснулась, мысленно отфыркиваясь. Пока подсознание видит все в таком свете, не грозит мне никакое счастье.