Никто не заставляет меня жить той жизнью, которой я живу сейчас. Тем не менее, я ею живу – и ненавижу ее! Стало быть, мною руководят какие-то установки и убеждения? Каким мыслям я служу, устраивая свою жизнь? Чтоб спокойно. Чтоб не хуже, чем у остальных. Чтоб стабильно. Чтоб социально престижно, респектабельно – приемлемо, соответственно статусу, не стыдно.
нытье и рефлексия-Это гордыня в тебе. Это грех. Меняйся. Изгоняй. Меняйся. Делай. Давай. Вперед. Ты боишься, ты трусишь. Меняйся. Смелее. Делай, как я говорю.
Я, конечно, как всегда на эмоциях не смогла выразить бабулюсичке свои истинные чувства, но уже сейчас они довольно ясны. Она не дает мне быть собой, не дает мне права быть гордой, трусливой – да какой угодно. Она мне как моральная полиция. Из лучших побуждений, разумеется. Гитлер тоже сочувствовал немецкому народу.
Тянет меня куда-то за душу, щипает и тащит куда-то вперед, к каким-то победам. И ей тоже все равно, что я чувствую. Она только знает, как надо, как правильно надо. Она меня даже не слышит, у нее нет задачи слушать меня. У нее задача – устанавливать. Чего? Для кого? С какого хера? Это для нее не существующие вопросы. Она чувствует себя вправе влезать с вопросами в любую тему и в любую стадию процесса – диагностирует. И если услышит настораживающие тенденции, то я буду обязана срочно все менять. Всё, тотально всё подвергается ее резолюции: бывать этому, либо не бывать. Нет выше приговора, чем ее судейство.
Что я ей привыкла отвечать? «Да, хорошо». А в последнее время часто «не знаю, ничего не знаю, не знаю, ничего не хочу». В принципе, это разные варианты одной и той же цели – лишь бы только бабка отвязалась.
А ведь я человек слова… Что сказала, то и показываю. Что показываю, то и должна иметь в душе…
Что же выходит – я живу только так, чтобы хранить этот неустойчивый нейтралитет? Не высовываюсь, мотивы свои не обнаруживаю, чтобы не получать советов и наставлений. Но и по советам не действую.
После разговора с ней я поймала себя на том, что мне хочется испортить себе жизнь просто ей назло. Ей и матери. Просто доказать им обеим, что их интенции на меня не действуют. Просто доказать им, что я сама хозяйка своего поведения, своего выбора, своих качеств – какими бы они ни были ужасными. Мне не нужны бабкины и мамкины идеалы. Мне нужна их любовь и поддержка – меня настоящей, а не идеализированного образа несуществующей меня.
Всё, что родительницы находят для меня хорошим, мне хочется уничтожить как можно скорее. Я вынашиваю колоссальный протест. Они не слушают меня, не воспринимают меня – впрочем, я никогда и не пыталась отстоять себя. Соглашалась с ними – так было быстрее отвязаться. Я для них не существую. Существую ли я сама для себя?
Мне было удобно не существовать.
Так хотя бы не приходилось бороться с глухой стеной, пытающейся придать мне верное направление. Меня нет. Вы жмете в пустоту. Вот, каким был и остается мой душевный ответ.
Принятия не было и нет по каждому вопросу. Одежда, секс, отношения, работа, интересы, друзья, поступки, привычки. Везде есть только образец. Я же достаточно умна, чтобы ему соответствовать?...
Я сопротивляюсь многому хорошему в этих сферах. Просто потому, что начинаю становиться соответствующей. Принимаю заданную форму. Чувствую себя побежденной! Поверженной. Укрощенной. Приструненной. Порабощенной. Управляемой чужой волей.
Пока я это осмысляла, мне захотелось сбежать с отцом на край света. Найти его и освободить нас обоих. И гори в аду эта Москва, эта правильная жизнь, этот успех.