Продолжение Папуша
еще один очень большой текстможно просмотреть весь свой день. Человек, может быть, привык ежедневно ездить на работу (и если вдруг это становится ненужным, он теряется), привык ежедневно встречаться с определенными людьми, определенным образом и в определенное время пить чай, определенным образом чесать язык на работе или с соседями; может быть, структурировать свое время посредством выполнения определенных обязанностей. Сейчас у людей много привычек дня связано с телевизором.
Можно просмотреть, что я привык делать утром и что я привык делать вечером, вплоть до мелочей – что я привык есть утром и что я привык есть вечером, или с кем общаться, или в каких состояниях пребывать. Есть люди, которые очень жестко привыкли к определенным вещам в течение дня, а у других такие привычки могут быть менее явно выражены.
От просматривания своего дня можно перейти к неделе, году. Скажем, большинство из нас привыкло летом куда-нибудь ездить. И если нарушить эту привычку, то возникнет некоторый дискомфорт, – не только потому, что этого ждешь и это приятно, а потому что это привычный ритм.
Для отличников: попробуйте соотнести термины "ритм" и "привычка". Например, известный йог Сахаров (он же Аров), настаивал, что определенные упражнения необходимо выполнять в строго определенное время суток; нужно создать себе такого рода ритм, и это увеличивает эффективность практики.
Можно говорить о привычках тела – привычной пище, привычных усилиях и воздействиях; о привычках эмоциональной сферы – привычках реагировать определенным образом в определенных ситуациях; можно говорить о привычках ума.
Одно из заданий сегодня будет состоять в расспросе/рассказе о способе проживания какой-то части дня: как человек привык вести себя по утрам, или как он привык вести себя на работе. Берется некоторый участок жизни, и рассказывающий может подробно описать (понимая, что для слушающего это не очевидно, следовательно наличие слушающего и расспрашивающего позволяет посмотреть как бы чужими глазами), как у него это обычно происходит.
Напоминаю, что речь может идти не только о привычках тела, но и о привычках эмоций и ума. Какие эмоции я обычно переживаю, приходя на работу? О чем я привык думать по утрам? О чем я привык не думать никогда, полагая, что я – "человек, который об этом не думает"?
Еще один метод, – на сей раз для домашней работы, обнаружения собственных привычек и их динамической силы состоит в том, чтобы попробовать привычные вещи делать иначе [3], так сказать, "пошевелить" свои привычки. Такого рода эксперименты могут простираться от попытки почистить зубы другой рукой до перестановки вещей в комнате, перемены последовательности действий и пр.
Следующий момент в нашей работе – это так называемые "вредные" привычки. Наверное у каждого из нас есть сколько-то таких привычек. Мы начнем с того, что в парах поговорим об одной – для каждой/каждого – такой привычке.
Здесь я предлагаю вам особенно внимательно отнестись ко второму слою, – к контексту. По-видимому, каждая такая "вредная" привычка вписана во много разных контекстов, важных для человека, и часто потому от нее и трудно отказаться, что она в различных контекстах имеет важное значение. В этом случае нам полезно из данного "узла" просмотреть более широкую часть "ткани" нашей жизни.
Лесли Кэмерон-Бэндлер в своей книге "С тех пор они жили счастливо" предлагает такой пример. Психотерапевт избавил клиентку от привычки к курению (дело, вообще-то, нехитрое), но через полтора месяца эта женщина приходит к тому же терапевту (поскольку она уже поверила в его возможности) с проблемой: семейная жизнь резко ухудшилась, исчезает взаимопонимание с мужем. Выясняется, что совместные "перекуры" были как раз теми моментами, когда они привыкли наиболее интимно общаться друг с другом (не в смысле секса, а в смысле моментов наибольшей открытости, свободного разговора). Когда она перестала курить, моменты эти исчезли, и из-за этого исчезает взаимопонимание. Пример немножко смешной, – кажется, что такое может происходить только с американцами, – но яркий.
Я считаю одной из своих психотерапевтических удач случай, когда пришел человек, рассказывавший, что никак не может бросить курить; мы с ним интенсивно поработали, и кончилась эта работа тем, что он перестал бросать курить. Он сейчас курит совершенно спокойно и с удовольствием, – немного курит, но "по-хорошему", не испытывая при этом угрызений "совести" по поводу того, что надо бы бросить... Мы расписали, разделив лист на две половины, почему надо бы бросить и почему не хочется, и выяснилось, что на самом-то деле чаша весов очевидно склоняется к тому, что в данное время бросать он не собирается, плюсы для него важнее.
Это тот случай, когда привычка объявляется вредной так называемой "собакой сверху" (термин Перлза); это она, "верхняя собака" (а вовсе не "сам" клиент) считает нужным избавиться от этой привычки. Собака-снизу, разумеется, делает вид, что она старается изо всех сил, но на самом деле саботирует эти старания, и, как справедливо утверждают гештальттерапевты, всегда выигрывает.
Это, конечно, не исключает того, что во многих случаях бросать курить действительно необходимо или желательно. Но всему свое место и время.
Напомню, что наш принцип в этом Практикуме – не залезать на чужую территорию. В этом разделе работы рассказчик будет вам рассказывать о дурной привычке, от которой он якобы не может избавиться. Слушающего просто-таки потянет встать в "дополнительную позицию" – посоветовать, помочь и научить, как это сделать. Всячески призываю вас удержаться от этого. Не лезьте помогать "бедным девочкам" и "бедным мальчикам".
Но зато мы можем посмотреть и выяснить, какие нити ведут от этого "узла" и в какую сторону. Возможно, что подробное и тщательное выяснение этих нитей даст совершенно неожиданное разрешение темы; возможно не даст. Но в любом случае оба узнают много нового и интересного.
Теперь я хочу предложить вам подробно, по шагам расписанную методику избавления от вредной привычки – если вы ("сами"!) действительно хотите от нее избавиться.
1) Прежде всего нужно иметь точное описание того паттерна поведения, с которым вы собираетесь работать. Скажем, если речь идет о переедании, нужно точно определить, чем для вас "переедание" отличается от "просто еды". Будет слабым ходом, если вы, скажем, просто ограничите свой дневной рацион. Нужно научиться различать аппетит и голод; механическую еду (во время чтения или разговора, например) и еду с удовольствием или ради насыщения. И так далее и тому подобное. Чем более точно и неформально (то есть по сути дела) ваше описание, тем больше у вас шансов на успех.
2) Если предыдущий шаг преимущественно интеллектуален, то теперь нужно научиться эмпирически, в реальном опыте обнаруживать себя осуществляющим поведение, о котором идет речь. Это подобно внутреннему "щелчку": "Вот оно! Сейчас я как раз это и делаю!"
Это не всегда легкая задача. Нужно уметь (и совершенствовать это умение) наблюдать себя.
Особенно опасны "промежуточные" случаи; часто из-за них вся работа идет насмарку. Сначала кажется, что "это еще не то" (ем, например, потому что мне хочется есть), а потом оказывается, что "нарушение" уже произошло, и остается только посылать ему "вдогонку" горькие сожаления или раздраженное "ну и пусть". Здесь полезен совет, который давал Гурджиев (по другому, правда, поводу): начинайте со случаев, которые для вас совершенно ясны, и если вы занимаетесь наблюдением достаточно интенсивно и честно, "ясных" ситуаций будет становиться все больше.
В сложных случаях этому этапу можно посвятить некоторое время, специально выделив на него два-три дня (а то и больше). Важно, чтобы было твердо решено, что это время наблюдения, а не собственно действия; жесткий принцип следующего шага здесь еще не действует.
3) Когда вы достаточно уверены, что узнаете "противника" в лицо, что больше половины случаев реализации намеченной к "купированию" привычки вы отслеживаете, можно переходить к самому действию: как только заметила(а) – прекратил(а).
Как правило, для единичного поведенческого акта это само по себе нетрудно. Но здесь нас могут подстерегать три типичные ловушки. Первая состоит в том, что нередко нужно прекратить уже начавшееся действие: потушить уже закуренную сигарету, положить обратно взятый кусок (а что делать, если кусок уже во рту?) и т.п. Нужно твердо решить, что действие будет прекращаться, на какой бы фазе вы его ни отследили.
Вторая ловушка – социальная ситуация. "Люди смотрят", и нам кажется, что они ждут от нас привычного поведения. Это может быть, а может и не быть ошибочной проекцией. Как правило, людям не так много дела до нас, чтобы они следили за нашим поведением [3]. Так или иначе, проекция это или реальность, с окружающими людьми как-то нужно обойтись. И это входит в задачу, должно быть учтено в описании.
Третья ловушка состоит в том, что в каком-то (а то и в каждом) данном случае может показаться, что как раз сейчас выгода отказа от привычки гораздо меньше затрат; как раз сейчас тактически выгоднее "уступить", а уж в следующий раз...
Справиться со всеми этими (и другими) ловушками можно, твердо придерживаясь следующего принципа: решимость справиться с привычкой должна быть на порядок сильнее, чем любые тактические соображения. Если мы решили вступить в борьбу, это уже не вопрос данной частной привычки, это экзистенциальная проблема, то есть вопрос о существовании: существую ли "я" со своей индивидуальностью и волей (пусть пока маленькой и слабой, но достаточной, чтобы победить в данном частном случае), или существуют только обстоятельства, а я – через них [4].
4) Этот шаг должен откорректировать предыдущий, чтобы все предприятие не превратилось в тупое упрямство. Как говорит Учитель Беинса Дуно, воля должна быть "алмазной", а не "железной".
Должна существовать (и быть психотехнически оформленной) инстанция, способная изменить (вплоть до отмены) принятое решение. Кроме того, решение должно обновляться и поддерживаться. Важно лишь, чтобы эта инстанция не совпадала с собакой-снизу, которой "не хочется" выполнять решение. В этой инстанции все мнения (в том числе и неохота, лень и пр.) должны быть учтены, но решение должно быть справедливым и осмысленным.
Технически это может быть оформлено так: после каждой реализации отказа от привычного поведения нужно вернуться к пересмотру решения, подтвердить и усилить его, или, – если этого требует суть дела, – откорректировать (вплоть до отмены). Структуру воли, которая формируется в результате такой работы над привычками, можно описать в терминах трансакционного анализа Эрика Берна. Она (структура) включает Послушного (в рамках данной частной задачи!) Ребенка, Твердого Родителя и Взрослого, который передает Родителю содержание указаний и уверенность в их осмысленности. Нетрудно заметить, что на первом, втором и четвертом шаге работает Взрослый, и его присутствие делает возможным четкую работу Родителя и Ребенка на третьем – решающем – шаге.
То, как человек реально живет, как правило доступно только внешнему наблюдению: обычный человек большую часть жизни по тем или иным причинам старается многого про себя не замечать. С другой стороны, у человека обычно есть некий "идеал себя", то есть то, каким он хотел бы себя видеть. Это нечто недостижимое, но есть мощные силы, которые заставляет нас к этому стремиться.
Где-то между тем и другим находится так называемый "образ себя". Это компромисс: с одной стороны это то, что я себе позволяю увидеть в своей реальности (а то, чего я себе увидеть не позволяю, собирается в "тень", как называл это К.Юнг). С другой стороны, "образ себя" – это то, чего мне удалось достичь из своего идеала. Как правило, те "хорошие" аспекты личности, которые не задействованы в идеале, не отмечаются и в образе себя, не замечаются. Образ себя пристрастен, и в своей пристрастности он детерминирован тем, каким бы человеку хотелось себя видеть.
Желательные привычки имеют отношение к верхнему краю, к идеалу. Так что интересно, конечно, расспросить человека, зачем ему такая привычка, как бы он жил, если бы у него это было, что изменилось бы в его жизни, если бы у него это было?
Теперь я предложу вам, как и в предыдущем разделе, методическую схему "постановки" желательной привычки. Она несколько отличается от схемы работы с "вредной" привычкой, прежде всего тем, что там есть реальный опыт того поведения, о котором идет речь, а здесь может не быть. (Если такой опыт есть, это можно рассматривать как реализацию начальной части предложенной схемы.)
1) Проект. Кроме полного и по возможности конкретного описания желательного поведения здесь должна еще столь же точно быть описана ситуация, в которой оно уместно. Нужно рассмотреть мотивы, которые делают такую привычку желательной, выяснить, чьи это мотивы – "самого" человека или его собаки-сверху (в последнем случае нужно решить для себя, действительно ли "я" собираюсь сделать это своим мотивом). По возможности нужно предусмотреть достаточно богатый ряд различных функций для нового поведения.
2) Как и в предыдущем случае, необходим переход от интеллектуального описания к эмпирически узнаваемой ситуации. В данном случае это – ситуация, в которой уместно и необходимо новое поведение. Она должна узнаваться так же "щелчком" и безошибочно, чтобы далее не возникало колебаний – включать новый способ поведения или нет.
3) Для нового способа поведения необходим этап "обкатки" – пробная реализация. После нескольких "опытов" нужно вернуться к предыдущим пунктам, осуществить там "доводку" и принять решение о реализации по поводу точно и конкретно описанного способа поведения в определенной ситуации, – теперь уже проверенного на опыте.
4) Этап реализации похож на предыдущую схему: как только ситуация узнается, новый способ поведения включается волевым усилием. В этот момент никакие возражения (со стороны "исполнителя" – Послушного Ребенка) не принимаются. Все ловушки обходятся благодаря соблюдению принципа – выполнение решения на порядок важнее привходящих тактических обстоятельств (конечно, если это не грозит чьей-нибудь жизни и т.п. – здесь уместно напомнить "три принципа роботехники" Айзека Азимова).
5) Как и в предыдущем случае – пересмотр и укрепление, или уточнение, или отмена решения.
Нетрудно заметить, что через некоторое время требуемое "хорошее" поведение легче осуществлять по привычке, чем принимать решение каждый раз заново. Но, тем не менее, "хорошая" привычка нуждается в поддержании, и на это нужны какие-то усилия.
Чтобы разбираться с "детерминантами" поведения, нужно иметь в виду, что определенная ситуация может быть детерминирована одновременно и привычкой, и желанием, и обязанностью. Например, человек может ходить на работу и по привычке, и потому, что он любит там чай пить с хорошими людьми (бывает, что и работать любит, и там ему в этом не очень мешают), и по обязанности. Но при внимательном всматривании и вслушивании в себя все это можно различить. С другой стороны, хорошо находить и такие примеры, где ясно прослеживается одна (или преимущественно одна) детерминанта.
Сегодняшняя наша тема – "обязанности и долженствования". Долженствование имеет одно важное отличие от прочих "детерминант". Привычка просто осуществляется "через" нас. Желания нужно (если нужно) удерживать от реализации; они как бы "сами" стремятся к воплощению. А вот чтобы выполнять обязанности (даже самые необходимые или самые приятные), нужно специальное собственное усилие воли.
Вот простой пример. Вас будит будильник, и вы понимаете, что вставать нужно. Причем то, ради чего вы встаете, может быть приятным или неприятным, это может быть нужно вам или кому-то другому. Вы хорошо понимаете, что возможность не встать, поспать еще – совершенно исключена. Абстрактно можно было бы сказать, что ваше поведение вполне "детерминировано". И тем не менее, чтобы встать, вам нужно специальное, особое усилие.
Джеймс, правда, описывает ситуацию, когда это усилие делается как бы "само собой", то есть его удается "не заметить". Но это не меняет сути дела: чтобы встать – нужно встать, и тело не встанет "само" (как встают мертвецы в страшных сказках), кому-то ("нам самим") приходится это делать.
Прежде всего нужно обратить внимание, что долженствование принципиально коммуникативно, то есть должен человек всегда кому-то. Когда я считаю себя должным, обязанным делать что-то, когда я заставляю себя или меня заставляют – это всегда коммуникация кого-то с кем-то. Так что в нашем рассмотрении прежде всего следует выяснять, кто же "адресат" долженствования, кому человек должен.
Полезно попробовать выяснить характер этой коммуникации: каковы отношения того, кто должен что-то делать, с тем, кому он это должен. По какой причине человек принимает "назначаемое" ему долженствование?
Здесь возможны две различные ситуации. Одна – выполнение договоренности. Если человек с кем-то договорился встретиться в таком-то месте в такое-то время, то он должен туда прийти (независимо от того, хочется ли ему этого) по договоренности. Если не рассматривать "привходящие обстоятельства", а считать договоренность свободным решением (на самом деле, конечно, так бывает далеко не всегда, но это уже другой разговор), то это случай поведения взрослого человека в кооперации с другим взрослым человеком. Им обоим для чего-то нужно встретиться, они выбрали время и место, более или менее удобное обоим, и теперь оба должны выполнять договор.
Другая ситуация – когда человек считает, что его "заставляют" что-то делать. Это очень странная (при всей ее распространенности) ситуация. Как можно "заставить" взрослого человека? [2] Тем не менее, при разборе семейных проблем почти всегда приходится слышать разговоры о том, кто кого "заставляет" ходить за картошкой, кто "должен" мыть посуду или забирать ребенка из детского сада и пр. Часто клиенты обращаются к психотерапевту именно с проблемами такого типа: человек "не может себя заставить" делать то, что он считает себя обязанным делать, если ему почему-то очень не хочется.
Я обещал в конце этого занятия рассказать о несложной методике перехода от зависимости к собственному решению. Она такова. Возьмите лист бумаги, напишите обязанность, о которой идет речь, что-нибудь вроде "дописать, наконец, диссертацию" или "делать зарядку по утрам". Затем разделите лист пополам и справа напишите, что будет, – хорошего и плохого, – если вы это сделаете, а слева – что будет, если вы этого не сделаете. Потом сопоставьте и сделайте свой выбор.
На одном из прошлых занятий я приводил пример клиента, который безуспешно пытался бросать курить, потому что на самом деле не собирался этого делать. Мы с ним проделали как раз такую работу.
Одна из трудностей применения этой простой техники состоит в том, что мы полагаем поведение и желания других людей переменными. Нам трудно взять их в качестве константы в нашем "листе следствий". Мы хотели бы, чтобы они вели себя (думали, чувствовали) иначе, чем они делают. Соответственно этому, представление о том, что меня "заставляют", является скрытой (часто и от самих себя) жалобой на то, что другие ведут себя (думают, чувствуют) не так, как нам бы хотелось, или упреком в их адрес.
Сфера желаний у современного человека очень уязвима и как правило подвергается большому давлению. Происходит это из-за ошибочного применения к сфере желаний требований этики: "хорошие" мальчики и девочки не только не делают многих вещей (некоторых из них действительно лучше не делать), но и не должны "этого" хотеть.
Между тем по самой своей сути этика применима лишь к поведению – поступкам, действиям, проявлениям [2]. Следовательно, нам нужно научиться тонко различать собственно сферу желаний и область поведения, как внешнего, так и внутреннего.
Нам может помочь известная восточная метафора – "сад желаний". Представим себе сад, огороженный огромной каменной стеной. Желания – "флора" и "фауна" этого сада. Там растут как заурядные лютики и ромашки, так и совершенно невероятные, экзотические цветы (в том числе такие, каких "не может быть"); там бегают обыкновенные зайцы и даже вульгарные кролики наряду со зверями, вполне "невиданными". Там есть хорошо утоптанные дороги (кое у кого, возможно, даже покрытые асфальтом общепринятости), а есть и "неведомые" дорожки.
У сада есть калитка (может быть – не одна); через эту калитку желания могут быть выпущены "на другую сторону" на сторону поведения. Впрочем, здесь они сразу же перестают быть "синими птицами" и превращаются в нечто другое, гораздо более обыденное – мотивы, цели и прочее в таком роде. Очень важно научиться замечать это превращение и не путать "мотивирующего дрозда" с синей птицей желания. Мотивы и цели деятельности или поведения – это уже не желания, а желания – это еще не мотивы и не цели.
В воротах калитки стоит Этик – как раз здесь и есть его место. У одних людей он суров, у других – покладист; у одних честен и неподкупен, у других его легко соблазнить; у одних он умен и точен, у других туп и непробиваем, у третьих представления его туманны и запутаны. И так далее. Каждый может сам рассмотреть и оценить своего Этика и Этика своих знакомых. В той мере, в какой поведение определяется желаниями (а оно определяется также обязанностями, привычками и т.п.; иногда мы даже совершаем поступки, то есть нечто вообще, вроде бы, недетерминированное), – так вот, в той мере, в какой поведение определяется желаниями, оно определяется также качествами Этика, который сторожит на "проходной" Сада желаний.
Как читатель уже догадывается, мы собираемся пригласить его на экскурсию по Саду желаний. Отправляясь туда, совершенно необходимо вооружиться психотехнической установкой: если мы, придя в сад, начнем раздавать направо и налево оценки, а то и "принимать меры искоренения и перевоспитания", мы скорее всего мало что увидим, а к тому же рискуем "наломать дров". Путешествия в психику требуют такой же осторожности, как путешествия в прошлое или будущее в фантастических рассказах: новичку лучше не спешить с преобразованиями.
К сожалению, любителей вести себя в Саду таким образом и без нас более чем достаточно. Назовем этих браконьеров "псевдоэтиками", поскольку, хулиганя в Саду, они делают вид, что руководствуются этическими принципами. Заметим, кстати, что у этих "искоренителей или воспитателей желаний" – свои желания, которые их собственный Этик не умеет (или делает вид, что не умеет) распознать. В психотерапевтической работе часто приходится выявлять такого рода "субличности".
Первая трудность, которую необходимо преодолеть на пути в таинственный Сад – это частое неумение распознать, находитесь ли вы уже там, или только "на подступах". Псевдоэтики цветут здесь пышным цветом. "Хорошие девочки", как правило, хорошо знают, чего "надо" хотеть, и делают вид, что этого-то они и хотят. Как часто приходится слышать от "хорошей девочки", что она хочет хорошо учиться! Начинаешь выяснять, зачем ей это нужно, и оказывается, что тогда мама ее будет любить, или подруги будут завидовать, или папа оставит в покое, или...
Такая цепочка – совершенно определенное свидетельство неподлинности рассматриваемого "псевдожелания". То, что нужно для чего-то другого, не есть желаемое само по себе. По такой цепочке нужно двигаться до конца, до того момента, когда нет уже возможности сказать "для чего", а остается только "потому что я этого хочу", – это и есть то, чего мы ищем.
Начните свою "экскурсию" с подробного рассмотрения трех-четырех желаний, достаточно различных по своему характеру. Это проложит вам дорогу в Сад ваших желаний. Вряд ли стоит с самого начала затевать слишком подробную "инвентаризацию" – нечто подобное может понадобиться значительно позже и потребует серьезных знаний. Скорее полезно было бы приучить себя к более или менее регулярным экскурсиям, постепенно знакомясь с топографией, "ботаникой" и "зоологией" своего Сада.
Остается еще один, очень существенный вопрос: как вы обходитесь со своими желаниями? Какую часть их вы реализуете? Как вы относитесь к тем желаниям, которые "нельзя" (не нужно, неэтично, невозможно) реализовать? Насколько вы позволяете "псевдоэтическим" браконьерам действовать в вашем Саду, а "рационализаторам" подменять действительные желания "социально-пригодными"?
Желания – основной резервуар нашей энергии. Если вы всю жизнь делаете то, что "нужно", считая необходимым ограничивать себя в своих реальных желаниях, вы рискуете утерять связь со своим Садом; нетрудно догадаться, что это может вести к потере интереса к жизни, даже к депрессии, когда кажется, что не хочется уже ничего. Один анекдотический персонаж, которого долго воспитывали, прежде чем принять в комсомол, в ответ на вопрос, готов ли он отдать жизнь за Родину, сказал: "Конечно, готов – зачем мне такая жизнь?!" С другой стороны, если вы только и делаете, что удовлетворяете свои желания (не осуществляя при этом выбора – дефицитарные ли это желания или бытийные, желания ли это тела или плоти, червя или человека), жизнь тоже может оказаться в конце концов пустой и бессмысленной.
Отрицательные эмоции.
Под "отрицательными эмоциями" не имеется в виду эмоциональная реакция на всевозможные реальные неприятности, горести и трудности жизни: досада, горе и т.п. Реальное эмоциональное страдание во всех его видах – это нечто совершенно иное, нежели отрицательные эмоции. Всякая здравая психотехника принимает необходимость страдания, в том числе и эмоционального. Некоторые психотехнические школы (например, Гурджиев) даже акцентируют "сознательное и намеренное страдание". Но при этом существует формула: "Там, где умный человек страдает, – дурак мучается". Прикиньте, что эта формула может значить лично для вас.
Более того, отрицательные эмоции не обязательно кажутся "неприятными". Немалая доля эмоций, которые нас как бы радуют (но именно "как бы" – в этом все дело), при ближайшем рассмотрении оказываются типичными отрицательными эмоциями. Мой любимый пример содержится в известном одесском анекдоте, который я часто вспоминаю по этому поводу: "У Хаймовича пропала коза. Казалось бы, какое мне дело до Хаймовича и его козы... – а все-таки приятно!"
К такого же рода отрицательным эмоциям относится эйфорическая радость, всякие фальшивые "ахи-охи" и т.п. Отрицательные эмоции – это эмоции, приправленные специфическим "душком", в них всегда есть нечто грязноватое и "неподлинное". Одна знакомая подарила мне формулу: "аджика с тухлятинкой".
Одна из типичных областей отрицательных эмоций, можно даже сказать, – родовая отрицательная эмоция (во всяком случае с точки зрения тех теоретических представлений, которые я дальше буду излагать), – обида. Противоположный полюс обиды чувство вины, дополняемое тем, что ученик Перлза Джон Энрайт называл "общивданием", соединив в это словечко три: ОБъяснение, заЩИта, опраВДАНИЕ.
Еще один пример отрицательных эмоций – жалость. Тут начинаются тонкие и сложные различия, которые нужно постараться прочувствовать. Есть вполне осмысленные, нужные и совершенно не "отрицательные" эмоции, которые можно назвать сочувствием, состраданием и т.п. Жалость – эмоция совершенно иного рода. Перлз этого типа эмоции описывал как набор удовольствий по поводу того, что "это" (по поводу чего жалость) случилось не со мной; я вне этого, я "выше" и потому могу пожалеть.
Еще одна область отрицательных эмоций – это эмоции, связанные с соревнованием и соревновательностью, со всякого рода победами и поражениями. Опять-таки, это вещи тонкие, потому что в соревновательных ситуациях могут быть и "нормальные" эмоции, скажем, досада от поражения и действительная, нормальная, искренняя эмоциональная радость от победы. Но там же есть место и для множества всяких отрицательных эмоций. В частности, то, что может казаться позитивной эмоцией, – торжество, например, – может иметь в себе очень определенный привкус "прищучивания" кого-то. На вид эмоция вроде бы "позитивная", а на вкус она очевидно содержит в себе некую "грязнотцу". Если дашь себе в этом отчет, то становиться как-то неудобно, нехорошо. Сюда же можно отнести такую типичную отрицательную эмоцию, как зависть.
Переходя от внешнего описания на несколько более глубокий уровень, я хочу обратить ваше внимание на специфическое качество или особенность отрицательных эмоций: часто одна отрицательная эмоция вызывает за собой другие. Например, человек "взорвался", накричал на кого-то, потом ему стыдно. Одна отрицательная эмоция по поводу другой отрицательной эмоции. Затем может последовать попытка себя оправдать, обвиняя кого-то другого, – еще одна отрицательная эмоция; и так далее.
Я думаю, что если вы всмотритесь, – это не требует никакого теоретизирования, для этого достаточно просто наблюдения, – но безжалостного наблюдения (то, что называется "честным свидетелем"), – вы увидите, что отрицательные эмоции почти всегда живут такими цепочками. Больше того, они живут по-видимому не просто цепочками; они живут некоторой сетью или тканью. И можно даже сказать, что такого рода ткань или сеть отрицательных эмоций опутывает всю нашу жизнь и пронизывает ее насквозь.
(Попробуйте сопоставить это с сетью привычек, некоторые "измерения" которой мы рассматривали на предыдущем занятии. Вообще отрицательные эмоции во многих отношениях полезно представить как "дурные привычки", хотя это, конечно, не единственно возможный и даже не основной способ их рассмотрения.)
Интересно, что почему-то и каким-то образом мы не только оправдываем свои отрицательные эмоции (твердя что-то вроде формулы "слаб человек"), но мы их каким-то образом еще и любим. С одной стороны, они вроде потому и отрицательные эмоции, что неприятны, но, с другой стороны, есть в них и что-то очень для нас "вкусное".
Вот несколько направлений, в которых можно поискать, за что же мы их любим. (Повторяю, мы с вами пока что не теоретизируем, а смотрим чисто феноменологически, "фактически" на то, как оно у нас устроено.) Во-первых, это ощущение "пробоя", срыва некоторого запрета. Очевидно, что отрицательные эмоции относятся к сфере "нельзя", и когда мы вдруг каким-то образом "не выдерживаем", нас "прорывает", – появляется некоторое специфическое удовольствие, "запретный плод" в руках.
Еще одно удовольствие от отрицательных эмоций, – это некая странная, особенная, тоже грязноватая власть над другими. Человек не сдержался, его прорвало, теперь он несется на всех парах и ни за что не отвечает... И это создает такую ситуацию, когда он обладает странной властью над ближними, – какая бы это ни была отрицательная эмоция: гневливая или, наоборот, депрессивная, или маниакально-радостная... Каким-то образом это устроено так, что ближним противопоставить этому вроде бы нечего. Человек оказывается во власти отрицательной эмоции, а ближние – как бы в его власти; в этой частной ситуации, на этот момент человек за счет отрицательной эмоции имеет возможность что-то "выиграть". А то, что по ближайшему хотя бы немного "большему" счету он проигрывает, – это в момент "раскрута" отрицательной эмоции как бы не учитывается. Это потом некая рассудочная фигура говорит: "Ну что же ты, тебе же потом будет хуже". Но в момент "пробоя" ощущение некоторой власти делает отрицательную эмоцию "вкусной" и чем-то привлекательной.
И наконец, еще один важный момент. Многие считают, что переживание и проявление отрицательных эмоций – это и есть эмоциональная "жизнь", что-то живое, кипящее, бурлящее. Во всяком случае по отношению к полному отупению может показаться, что это действительно какая-то "жизнь".
Давайте попробуем здесь задаться вопросом, возможны ли какие-либо другие эмоции, кроме отрицательных. Возможна ли эмоциональная жизнь при отсутствии (в пределе – полном) отрицательных эмоций?
эзотерическое знание о возможности обходиться без отрицательных эмоций очень легко перепутать с общепринятыми этическими представлениями. Во всей нашей культуре (почти во всех ее разных субкультурах) нам, вроде бы, вменяется в обязанность противостоять отрицательным эмоциям: считается, что проявлять их "нехорошо", нужно их сдерживать, а лучше вообще не испытывать: хорошим девочкам и мальчикам это не пристало.
Однако когда нам говорят: "Веди себя хорошо, то есть, в частности, не проявляй, а лучше даже не испытывай отрицательных эмоций", – мы сталкиваемся со странной вещью. С каждой конкретной и определенной отрицательной эмоцией в какой-то данный момент, мы, пожалуй, могли бы справиться (за исключением каких-то крайних случаев). То есть не то что можем, – но, именно "могли бы". Но если мы посмотрим непредвзято и честно на свою реальную жизнь и на реальную жизнь наших ближних и дальних, родных и знакомых, то увидим, что отрицательные эмоции в целом, – как ткань, как сеть, мало поддаются нашим слабеньким рассудочным попыткам сдерживаться. С этой тканью или сетью реально никто вокруг нас не справляется, и мы сами не справляемся.
Соответственно все "этические" установки по этому поводу не только бесполезны (хотя, и выполняют до некоторой степени сдерживающую функцию), но, по сути дела, являются большой ложью. Эти установки, – как всем на самом деле понятно, – не предназначены для того, чтобы действительно выполняться.
И на эту ложь люди соответствующим образом реагируют Как бы принимая установку "в принципе", средний интеллигентный (а уж тем более неинтеллигентный) человек совершенно уверен (если вообще об этом задумывается), что отрицательные эмоции – это на самом-то деле вполне нормально, "мы же не ангелы", "все люди так живут", – и люди действительно так и живут.
Таким образом, если утверждается, что жить без отрицательных эмоций – нормально, а переживать и выражать их ненормально (это опять про отличие "обычного" от "нормального"), причем утверждается всерьез, а не в качестве заведомо лживой, но "правильной" (то есть – псевдоправильной) установки культуры, то нужно остановиться и заметить, что без особых пояснений непонятно, что же имеется в виду.
Я полагаю, что полезно было бы также на эмпирическом уровне посмотреть, что может "остаться" в эмоциональной жизни, если убрать отрицательные эмоции. Каждому полезно самому проделать такую эмпирическую работу, я сейчас только намечу некоторые возможные линии.
Во-первых, очевидно останутся так называемые "высшие" эмоции, – что бы под этим ни понимать. Например, сюда можно отнести область эмоций типа буддийского сострадания или христианского милосердия, эмоции переживания прекрасного, переживания высокого искусства и т.п.
Во-вторых, наверное останется область, так сказать, "непосредственных" эмоций, как приятных, так и неприятных, Например, у досады, когда попал в неприятную ситуацию, может не быть специфического привкуса отрицательной эмоции. Тут каждому предоставляется поле для того, чтобы прочувствовать внутри себя эту тонкую, но очень определенную грань. Еще раз: если посмотреть внимательно и точно, то видно, что неприятная эмоция – это одно, а отрицательная эмоция (специфическая эмоциональная "грязнотца") – это другое.
Тут же можно сказать, что в зависимости от того, какого типа эмоции считаются "нормальными" и допускаются определенным кругом людей в общественную, – то есть "цивилизованную", "культурную", – жизнь, можно различать "жизненные стили", разные в разных культурах и субкультурах, у разных людей и даже у разных субличностей в одном человеке.
Скажем, одна группа субличностей в некоем Иван Иваныче практикует и допускает один тип эмоций, а другая – другой; например, Иван Иваныч на работе и Иван Иваныч дома. Разные субкультуры разных субличностей внутри Иван Иваныча могут иметь разный стиль. При этом может оказаться, что некоторые типы эмоций допускаются как нормальные и не воспринимаются как отрицательные эмоции одной субличностью, но совершенно неприемлемы для другой. В консерватории Иван Иваныч ни за что не позволит себе даже переживать то, что он "естественно" не только переживает, но и выражает в обычной семейной сцене.
Совершенно очевидно, что подавлять как выражение, так и переживание отрицательных эмоций во-первых, невозможно (хотя можно пытаться это делать время от времени), а во-вторых, по-видимому это даже и вредно, как о том говорят психологи и врачи. Но тогда получается вроде бы неразрешимая дилемма: если не подавлять, то выражать, а если не выражать, то подавлять.
Что касается противоположной возможности, то полезно заметить, что та "инстанция", которая занимается (или пытается заниматься) подавлением отрицательных эмоций, как правило сама полна отрицательных эмоций, и именно они питают ее, этой "инстанции", "праведный" гнев (а также презрение, отвращение, обиду, вину и пр.) по поводу отрицательных эмоций.
Как же разрешить эту дилемму?
Идея психотехники состоит здесь в том, что отрицательная эмоция – это вообще просто ошибка, причем не столько "эмоциональная ошибка" (кажется несколько странным применять сам этот термин к эмоциональной сфере), сколько ошибка в когнитивном (познавательном) представлении ситуации. Грубо говоря, отрицательные эмоции, – это эмоциональная реакция на неправильно представляемую ситуацию [3]...
Если это так, то понятно, что отрицательную эмоцию нужно не подавлять и не выражать, с ней нужно РАЗБИРАТЬСЯ, или, как говорил великий русский классик, "зреть в корень".
Прежде всего необходимо описать своеобразную, специфическую действительность, в которой люди проводят (не задумываясь об этом) значительную часть своего времени и расходуют значительную часть энергии, и в которой как раз и возникают отрицательные эмоции.
Вначале ребенок, конечно же, не знает, что это "жест", он просто тянется к яркой игрушке. Но для мамы, которая находится рядом (причем именно для того, чтобы ему помогать) это "сигнал": она видит, к чему малыш тянется, и дает ему игрушку. Причем этот "сигнал" она сама, посредством своего осознания, превращает в жест. В конце концов и ребенок (для нас сейчас не важно, каков механизм этого шага развития) начинает осознавать свое действие как жест, как обращение. Причем, как красиво пишет Выготский, ребенок – последний, кто обнаруживает в своем действии обращение, коммуникацию.
С отрицательными эмоциями происходит по существу нечто подобное. Ребенок приобщается к этой, извините за выражение, "культуре", точно так же, как к любой другой – к речи, предметным действиям, социальным ролям и пр. Сначала ребенок дает просто отрицательную эмоциональную реакцию (это еще НЕ "отрицательная эмоция" как таковая!) на ситуацию, например, фрустрации. Затем он обнаруживает, что его отрицательная эмоциональная реакция может оказывать влияние на состояние родителей. И постепенно она становится не просто реакцией, а способом воздействия, способом эмоционального давления ("Я не тебе плачу, я маме плачу").
Можно сказать, что он начинает эту свою реакцию использовать, благодаря чему она из реакции превращается в собственно отрицательную эмоцию как таковую, которая, как мы теперь видим, всегда (даже когда это не сразу заметно) является обращением.
Можно еще добавить, что основная коммуникативная функция отрицательных эмоций – это назначение себе и адресату (напомню: у отрицательной эмоции в рамках этого подхода всегда есть адресат) определенных ролей в этом "компоте". Например, ворчанием ребенку навязывается роль "неслуха" (а себе Родителя-Которого-Не-Слушаются), конючением родителю предлагается роль обидчика (а себе Ребенка-Которого-Недостаточно-Любят), и т.д. Чувство вины и обида – самые яркие примеры отрицательных эмоций в этом смысле слова.
Отсюда мы сможем позже прямо перейти к двум важнейшим функциям отрицательных эмоций – функции "канализации" эмоциональных связей и между людьми и функции формирования "образа себя".
Методически работа над отрицательными эмоциями явно распадается на несколько "поясов" или слоев, из которых здесь подробно будет описан только первый. Человек, приобретший опыт в этом первом поясе, для дальнейшей работы будет нуждаться вообще в иного типа помощи и организации, что лежит вне предмета Первого Цикла этой книги.
В первом слое предметом работы может стать некоторая вполне явная, определенная и типичная для данного человека отрицательная эмоция или группа эмоций. Выделение и описание этой эмоции (или группы эмоций) может проводиться по методике, сходной с первым шагом работы над дурной привычкой. "Противника" нужно прежде всего научиться мгновенно узнавать "в лицо", затем хорошо изучить и описать. Нужно пронаблюдать типичные ситуации, в которых появляется эта отрицательная эмоция, собственные состояния и логику мышления про этому поводу и пр.
Дальше можно попробовать, продолжая реализацию методов работы с дурными привычками, просто "не делать этого", то есть не выражать и даже не переживать эту отрицательную эмоцию. В некоторых случаях это может получиться, что даст ученику прекрасный опыт "избавления" от определенной отрицательной эмоции, опыт того, что без нее можно жить. Здесь очень полезно просмотреть, что благодаря этому изменилось в жизни в целом, как меняется "образ себя". После этого можно переходить к следующей эмоции или группе.
Но попытка "просто перестать" может и не сработать. Как правило привычные отрицательные эмоции обладают над нами по крайней мере некоторой властью, и не легко ею поступаются. К тому же, они являются важными составляющими нашего привычного стиля жизни и привычного "образа себя", так что избавление от них (как, впрочем, и от существенных привычек) требует серьезной проработки.
Проработка в этом случае должна быть прежде всего аналитической. Но тут имеется очень опасная ловушка. Задача состоит в том, чтобы "расспросить" отрицательную эмоцию, "о чем" она хочет сообщить, на что она указывает. Но все дело в том, что (как мы видели в теоретической части) отрицательная эмоция так "устроена", чтобы скрывать – как раз то, на что она, казалось бы, должна указывать. Отрицательные эмоции основаны на лжи.
Здесь возникает самый напряженный момент – борьбы. "Реализация" (то есть не только выражение, но даже переживание) отрицательной эмоции принципиально не допускает раскрытия содержащейся в ней лжи. А аналитическое раскрытие этой лжи и поддержание ее сознавания делает невозможной реализацию отрицательной эмоции.
Я поясню это на примере обиды. Допустим, обида начинается с того, что человеку становится действительно дискомфортно в связи с определенным поведением его партнера. Он высказывает (или, что еще хуже, не высказывает) свою претензию. Партнер изменяет или не изменяет свое поведение: И в том и в другом случае это – реальность, с которой человеку дальше нужно иметь дело.
Если "обиженный" не хочет иметь дело с этой реальностью, если он заинтересован в чем-то другом (о чем не говорит, и чего часто даже сам не осознает), он продолжает настаивать на том, что партнер с ним неправильно "обошелся". Часто вся игра построена на том, что "теперь с этим ничего уже нельзя поделать", то есть нет никакой реальности, в которой "потерпевший" мог бы получить реальное удовлетворение.
Так или иначе, принципиальная ложь ситуации состоит в том, что "потерпевшему" давно уже не важен сам предмет обиды, семантика этой коммуникации давно уже разошлась с ее прагматикой, но "в тексте" это не фиксируется, и обиженный держит себя, а часто и партнера в несущественной (а часто и несуществующей) ситуации.
В каждом конкретном случае ученику следует обнаружить конкретное собственное проявление этой лжи.
Таким образом, ловушка состоит в том, что в ответ на аналитическое приглашение "рассказать, в чем дело", отрицательная эмоция хочет повторить свою "песню" (может быть, с новыми вариациями).
Чтобы не попасться в эту ловушку, работающий должен быть в достаточной мере дистанцирован от собственной отрицательной эмоции. Он должен относиться к ней ВСЕРЬЕЗ, но, как уже было сказано, более всерьез, чем относится к себе она сама. Потому что "она сама" привирает (первый ранг), знает, что привирает (второй ранг), и прощает это себе (третий ранг). А работающий (с помощью терапевта-аналитика) должен выяснить, как реально (нулевой ранг) обстоит дело, и не позволять себе ни на йоту отклоняться от этой психической реальности.
Я не случайно упомянул здесь терапевта-аналитика. Дело в том, что чаще всего отрицательные эмоции живут на многообразных и сложных переносах, проекциях, смещениях, сгущениях и пр., что требует именно аналитического подхода. Впрочем, для практической работы в некоторых (хотя далеко не во всех) случаях может быть достаточно просто обнаружения привкуса лжи, на которой основывается отрицательная эмоция. Может оказаться достаточным, если можно с полной убежденностью сказать ей: "Ты лжешь!" – и она потеряет свою силу.
Как говорил Гурджиев, хуже всего, если вы убеждены в "справедливости" своей отрицательной эмоции. Но "благая весть" (как любят говорить американцы) состоит в том, что отрицательная эмоция всегда содержит субъективную (обнаруживаемую в прагматическом аспекте коммуникации) ложь, хотя часто прячется за объективной (то есть чисто семантической) "правильностью".
Следующий важный аспект работы состоит, как и в случае с привычками, в исследовании различных функций, которые "прикреплены" к данной отрицательной эмоции, выполняются ею. У тех, кто работал над привычками, уже есть некоторый опыт такого рода анализа. Поэтому здесь я остановлюсь только на двух крайне важных, но частных аспектах этой темы.
Первый, как мы уже говорили, состоит в том, что отрицательные эмоции – привычный и типичный для нашей "культуры" канал эмоциональной связи между людьми. И действительное горе состоит в том, что если они убираются, то часто ничего другого просто не остается. Здесь с полной неотвратимостью действует закон, о котором Гурджиев однажды сказал Успенскому: "Ничто так не разделяет людей, как Работа".
Человек, "выдирающийся" из сети отрицательных эмоций, часто одновременно с этим теряет привычные связи с людьми, которые раньше казались "близкими". Как правило, он пытается "заставить" их тоже "работать над собой"; иногда это удается, чаще – нет.
Это ситуация, с которой приходится примириться. Тут я не могу избежать "высокого стиля", напомнив, что свобода стоит очень дорого. Как сказано в классической книге: "Пусть мертвые хоронят своих мертвецов". Ученику же предлагается "взять свой крест и следовать за Учителем".
И здесь есть "благая весть". Все, кто когда-либо проходил этот участок пути, подтвердят, что, лишившись "человеческих" (на самом деле псевдочеловеческих, лучше сказать – "адских") связей с другими людьми через отрицательные эмоции, человек вовсе не остается в одиночестве, как многие боятся. Напротив того, он быстро обретает реальные эмоциональные связи, иногда с теми же самыми людьми, иногда – с другими, которые начинают ему гораздо больше нравиться.
Еще одна важная функция отрицательных эмоций состоит в том, что ими пропитан, пронизан, а часто на них держится, как на остове, наш "образ себя". Конечно же, "я" – это тот самый "недотыкомка", неудачник, неумеха, невезучка, которого все обижают, которого никто не любит, на котором все только "возят воду", – и прочее в таком роде. И это дает обладателю такого "образа себя" множество "преимуществ" в жизни: "Чего вы хотите от человека с деревянной ногой?"
Не соблазняйтесь "крайностью" этого примера. Конечно, мы с вами "не такие". Или только "немножко такие". Насколько? В чем? Кем или чем я буду, когда у меня не будет вот этой, конкретной отрицательной эмоции? Кем или чем я буду, когда у меня не будет целого слоя отрицательных эмоций – тех, которые я сейчас, сходу, могу в себе увидеть? Узнает ли меня тогда, как в известном стихотворении Маршака ("Из английской народной поэзии"), моя любимая собачка?
Одним словом, сюда вполне подходит схема знаменитого вопроса, который Эрик Берн задал алкоголизирующейся старушке: "Мадам, что вы будете делать, когда бросите пить?" Потому что отрицательные эмоции, – еще одно, последнее "уподобление", – очень похожи на разного рода "зависимости": алкогольную или наркотическую. Похожи психологически, биоэнергетически, поведенчески и во многих других отношениях.
Так что мы вполне можем воспользоваться, в заключение этой главы, прекрасными лозунгами, которыми снабдила нас наша замечательная культура:
"Пьянству – бой!
"Ударим автопробегом по бездорожью!"